Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана

— Это странно!

— Не очень. Это лишь доказывает, что нас опередили.

— Но кто это сделал?

— Не знаю. Вряд ли местные жители! Чтобы погрузиться на такую глубину, нужны специальные аппараты. Сидя в лодке, нельзя ни разбить бочонок, ни вытащить слитки. К тому же матросы нашли на судне водолазное снаряжение.

— Стало быть, работы ведут специалисты.

— Такие же, как мы? Это невозможно. Мы узнали бы об этом. Для этого нужно довольно большое судно, несколько лодок и экипаж хотя бы человек в пятнадцать-двадцать.

— Тогда как ты можешь это объяснить?

— Очевидно, это сделали три, а может быть, и два очень отважных человека — авантюристы, узнавшие о кораблекрушении и тайно приехавшие сюда… Доказательство тому — уже украденные несколько сотен тысяч франков. Они могут работать и вдвоем.

— Вдвоем, — задумчиво повторил Дутрлез.

— Да, их должно быть немного, потому что они работают медленно и еще не достали даже одного миллиона. Мы при наших возможностях можем доставать по миллиону каждый день.

— Может быть, конкуренты Кальпренеда недавно принялись за дело…

— Скажи — воры, потому что они присваивают чужую собственность.

— Что же ты намерен делать?

— Работать как ни в чем не бывало. Эти негодяи не осмелятся встретиться с нами, но мне хочется их поймать, и у меня уже есть план. Вероятно, они действуют по ночам. Я установлю постоянное дежурство на Боссевене. Я устроил бы засаду сегодня же, если бы погода была получше.

— Ты думаешь, буря не утихнет?

— Это не буря, а всего лишь сильное волнение. И завтра погода должна быть сносной. Барометр поднимается, стало быть, мы сможем работать и с завтрашнего вечера установим надзор за островом.

— А я, кажется, встретил в Порсале начальника этой экспедиции.

— Кто же это?

— Неприятный англичанин. Он месяц назад поселился в доме возле замка.

— Англичанин! Это неудивительно. Я говорил тебе, что их можно встретить где угодно!

— Да, но у этого очень странные привычки: он каждую ночь отправляется ловить крабов.

— Один?

— Нет, с товарищем, которого я не видел. Моряк, рассказавший мне об этом, уверяет, что нынешней ночью эти двое ставили корзины на скале Боссевен.

— Стало быть, это их фонарь мы видели вчера вечером!

— Но самое странное то, что лицо этого человека мне знакомо.

— Может быть, тебе это только кажется. Я завтра отправлюсь в Порсаль посмотреть на этих господ — если будет время, потому что завтра я буду работать сам. Я хочу взглянуть на затонувшее судно и дотронуться до слитков. А теперь пойдем ужинать и ляжем пораньше, чтобы приняться за дело до рассвета.

Ужин был вкусным, а ночь безмятежной. Ветер стих, волнение на море прекратилось. Матрос, стоявший на вахте, ничего не заметил. На Боссевене огней видно не было — англичанин, вероятно, занялся ловлей в другом месте.

Барометр иногда играет злые шутки с парижанами, которые выходят без зонтика и попадают под проливной дождь, но моряков он никогда не обманет. Жак де Куртомер предсказал хорошую погоду и был прав: дул северо-восточный ветер, волнение улеглось, и на небе не было ни облачка.

На бретонском берегу ясный зимний день — редкость; когда сияет солнце, кажется, что вся природа ликует. В это утро даже мрачная скала Боссевен радовала глаз: водоросли извивались в воде длинными золотистыми прядями, чайки, белые, как снежные хлопья, парили над синими волнами, да и матросы были веселы. Они уже позавтракали и готовились к новому погружению, в котором должен был участвовать сам капитан. Жак надел водолазный костюм, а Дутрлез со смехом наблюдал за ним.

— Если бы тетушка увидела тебя в этом костюме, она подумала бы, что ты сошел с ума, — насмехался он.

— Она и без того так думает, — ответил Куртомер. — А мне в нем очень хорошо. Башмаки немножко тяжеловаты, но костюм очень удобен, а когда я надену шлем, то стану похож на средневекового рыцаря, отправляющегося в Крестовый поход. Уверен, что, если бы я появился ночью в этом костюме в доме барона Мотапана, Маршфруа умер бы со страха. Не советую тебе так одеваться, когда пойдешь просить руки мадемуазель Кальпренед.

— Отец откажет, даже если я появлюсь в черном фраке и белом галстуке.

— Надень простой сюртук, и граф согласится.

— Ты ему телеграфировал?

— Нет. Во-первых, в Порсале нет телефона. Надо посылать телеграмму из Конке, а мне сегодня нужны все мои люди. К тому же я не намерен выходить на связь, пока не достану золото.

— И ты думаешь, граф будет этим доволен?

— Он писал мне каждый день, пока мы были в Бресте, и я старался, правда, безуспешно, уговорить его запастись терпением. Не удивлюсь, если он вдруг явится сюда.

— Один? — поспешно спросил Дутрлез.

— Нет, он не может оставить дочь под присмотром горничной.

— Но как везти мадемуазель Арлетт в такое место, где нет даже приличной квартиры?

— Ты забываешь, что у нас на яхте великолепные каюты.

— А ты забываешь, что граф будет недоволен, встретив здесь меня. Если они приедут, я должен буду ретироваться.

— Полно! Мы это уладим. Но я все болтаю, а водолаз уже ждет меня!

— Надеюсь, он спустится вместе с тобой?

— Да. Я свое дело знаю, но пока не рискну пойти один.

— Объясни, как это делается.

— Не может быть ничего проще! Этот костюм, как ты видишь, непромокаемый. В нем гораздо безопаснее, чем черепахе в своем панцире. Резиновый рукав, прикрепленный к шлему, — нить, связывающая меня с жизнью. В него будут накачивать воздух, чтобы я мог дышать. За эту веревку, привязанную к поясу, матросы вытащат меня наверх, когда я подам сигнал, дернув за другую веревку, прикрепленную к колокольчику в шлюпке. Инструмент я не беру, потому что не собираюсь ничего делать, но, когда водолазы примутся за работу, они возьмут с собой все необходимые инструменты для того, чтобы взломать бочонки, и два мешка для слитков. Я же просто иду на прогулку, посмотреть на золото. Что тут особенного?

— Послушать тебя, так это совершенно безопасно.

— Неверно, есть две опасности. Может разбиться стекло в шлеме, может что-то или кто-то отрезать рукав, или, что бывает чаще, он может зацепиться за какое-нибудь препятствие и не пропустит воздух. В обоих случаях — смерть.

— И страшная смерть!

— Но можно успеть позвонить. Если тебя вытащат прежде, чем ты совсем задохнешься, есть небольшой шанс выжить. Есть еще некоторые неудобства, к которым привыкаешь. Например, то, что водолазы называют ушной болезнью. Это шум в голове, довольно неприятный. Надо также научиться сохранять вертикальное положение, а на большой глубине это непросто, того и гляди упадешь. Еще надо привыкнуть к тусклому свету.

— И находятся люди, выбирающие подобное ремесло!

— Еще бы! В Англии на берегах Темзы есть селения, в которых живут только водолазы, и почти все они обеспеченные люди. Самый богатый из них, Джон Ганн, выстроил за свой счет целую улицу, она называется улицей Соверенов в память о золотых монетах, которые он добыл со дна моря. И ремесло это не новое. Маркиз Норманби, заседающий в палате лордов, — потомок знаменитого водолаза по имени Фипс, который в царствование Карла Второго добыл семь миллионов из трюма испанского галеона, затонувшего у ирландского берега. Если бы об этом знали во Франции, водолазами становились бы так же охотно, как адвокатами.

— Ты сведешь меня с ума своими историями. Поговорим серьезно. Какая у тебя необходимость спускаться в бездну, рискуя жизнью?

— Капитан, который остается на биваке, пока его солдаты воюют, — плохой вояка. И потом, я должен все увидеть собственными глазами. Не уговаривай меня! А тебе я поручаю наблюдать за тем, чтобы нам правильно качали воздух. Соскучиться ты не успеешь. Плоарек, шлем!

Куртомеру подали шлем, и он, махнув рукой Дутрлезу, сошел в шлюпку и по лестнице, прикрепленной к ее борту, медленно спустился в море. Сопровождающий его водолаз спустился первым. Альбер с неспокойным сердцем смотрел, как друг исчезает в пучине.

Жак де Куртомер искренне говорил, что подводное путешествие его не пугает, однако он чувствовал некоторое волнение. Увлекаемый тяжестью своей свинцовой обуви и свинцовых пластин, закрывавших грудь, он спускался быстро и чем ниже, тем сильнее испытывал то ощущение, которое знакомо одним водолазам.

Поначалу это какое-то беспокойство, потом удушье. Кровь приливает к голове, в ушах шумит, глаза застилает туман. Виски будто стиснуты железным обручем. Однако постепенно водолаз привыкает обходиться тем небольшим количеством воздуха, который ему накачивают. Зрение восстанавливается, и возвращается свобода движений, вначале скованных давлением воды.

Когда Жак встал на дно, он уже пришел в себя; рядом он увидел водолаза, опередившего его на несколько секунд. Куртомер взял за руку своего более опытного товарища, и они пошли к затонувшему кораблю, который возвышался, как подводная гора. Судно лежало на боку, в корпусе зияла большая дыра, позволявшая легко войти к трюм. Нос его был разбит, и весь корабль, от палубы до киля, расколот на две части. Водолаз повел своего начальника опасным лабиринтом. Они шли очень осторожно, чтобы не наткнуться на что-нибудь и не разбить стекла шлемов, придерживая одной рукой воздушный рукав, а другой — веревку.